Статьи памяти семьи Ульяновых

Проф. Н. В. ПЕРВУШИН. Кто был Александр Бланк? С тех пор как родился мой правнук Адриан-Николай, я начинаю думать о моем собственном прадеде, о котором очень мало известно. Что касается моего прадеда с материнской стороны — Александра Бланка, то я никогда не смогу прочесть его книгу о медицине, опубликованную где-то во второй половине прошлого века. Что я знаю о нем? Когда я был ребенком, моя мать и тетка говорили мне, что он был врачом в России, что у него было пять дочерей и один сын. Одна из дочерей, Екатерина, — моя бабушка; у меня есть ее фотография. Мой прадед стал землевладельцем и владел небольшим имением недалеко от Казани. До и после его смерти дочери его жили в его имении, в том числе моя бабушка. Иностранную фамилию они объясняли его немецким происхождением. Я очень хотел бы знать, где он родился, кто были его родители, как он выглядел, что за человеком была моя прабабушка, кто были его друзья? Интересно было бы также узнать, что он делал в своем имении Кокушкино. Жил ли он там только как помещик? Или занимался и медицинской практикой? И, наконец, имел ли он крепостных, когда купил это имение? Я написал письмо в советскую Академию наук и спросил: где найти материалы о моем прадеде? Ответа не получил. О нем почти ничего не было написано. Очевидно они считают его засекреченной персоной и не позволяют изучать связанные с ним архивные документы. Означает ли это, что никто никогда ничего о нем не узнает? Можно ли себе представить такую нелепость: человек, умерший в 1873 году, широко известный своими эксцентричными манерами и оригинальным способом лечения больных, одним из первых введший в России гидротерапию, остался до сих пор засекреченным. В чем дело? Секрет начинается с его дочери Марии, вышедшей в Пензе замуж за учителя. По фамилии Ульянов. Они вырастили трех дочерей и трех сыновей. Один из них, Володя Ульянов, стал впоследствии Владимиром Ильичом Лениным. Компрометирует ли пролетарского вождя такой дед? И если да, то чем? Может быть иностранной фамилией? Но Карл Маркс и Фридрих Энгельс — тоже иностранцы. Какая же тайна окружает Александра Бланка? В русских эмигрантских кругах в 1950—1960 годах возникли слухи, что Бланк был евреем, что он был крещен в Одессе, где работал фельдшером и писал доносы на своих бывших единоверцев в правительствующий Синод в Петербург. Передавались даже подробности, что после революции в архивах Синода было найдено дело этого одесского еврея. А когда Гринберг хотел снять с него копию, оказалось, что дело исчезло из архивов. И якобы кто-то по секрету сообщил Гринбергу, что изъято оно по приказу из Москвы, поскольку относилось к ’’деду Ильича”. Историк Д. Н. Щуб поверил этому слуху и опубликовал его в газетной статье, где утверждалось также, что в России все Бланки были еврейского происхождения. Еще задолго до того, как появились слухи о еврейском происхождении Бланка, я, интересуясь происхождением прадеда, искал в разных энциклопедиях — были ли в России Бланки и известно ли что-либо об Александре Бланке. Я нашел, что первого Бланка, о котором стало известно в России, звали Василий и приехал он из Германии в XVII веке. В чине подполковника кавалерии он служил в 1663 году в Тобольске, куда послан был отражать набеги башкир и татар. При Петре Великом Яков Бланк работал мастером на Олонецком металлургическом заводе в Карелии. Его сын Иван был архитектором в Петербурге, а внук, Яков Иванович Бланк, стал известным русским архитектором (умер в 1793 году). Он построил несколько церквей и частных домов в Москве, перестроил монастырь в Новом Иерусалиме. Его сын Борис был известен как поэт, переводчик, журналист и был другом известного поэта Вяземского. Его сыновья Борис и Петр стали известными журналистами. Петр был землевладельцем в Тамбовской губернии и сторонником крепостного права. Он даже писал статьи против реформ Александра II и на него нападал в своих писаниях Герцен. Один из Бланков, Павел, в 1790-х годах, работал переводчиком и сотрудничал в журнале ’’Русский архив”. Другой Бланк, Николай, был драматургом. В начале 1800-х годов в России было немало и других Бланков — все православного вероисповедания. Их немецкие предки прибыли в Россию по приглашению императрицы Екатерины II и поселились на Украине и в Заволжье. Среди них были чиновники и землевладельцы. Я нашел также военного лекаря, Черниговского, как я думаю, полка, Дмитрия Бланка, умершего в 1812 году. Это и был, вероятно, отец Александра Бланка. Нашел и Бланка — студента-медика. Были также Николай Бланк, чиновник, и Павел Бланк — тоже чиновник. Нашел я также несколько Бланков иудейского вероисповедания, живших в России, — они перечислены в ’’Еврейской энциклопедии”. В 1954 году в ’’Новом журнале” (№ 37) появилась статья моего друга Н. В. Валентинова-Вольского ’’Ленин в Симбирске”. Он писал: ’’Кто был отцом матери Ленина, его дедом? На это отвечают — Александр Димитриевич Бланк, родившийся в 1802 году, умерший в 1873 году. Какова национальность Бланка? На этот счет существует странное, упорное и непонятное молчание. Ни в одном из мемуаров Ульяновых, ни в одной биографии Ленина нет на то ответа... Г. Вальтер в книге ’’Ленин” утверждал, что Бланк был по происхождению украинец... Есть сведения (они будто бы хранятся в архивах Института Маркса-Энгельса в Москве), что он родился на Волыни, то есть в пределах Украины, но был евреем. Фамилия Бланк довольно часто встречается у евреев... Он был крещеным, если он был евреем... Говорить с уверенностью об еврейском происхождении Бланка все-таки нельзя. Нам известно, что, например, в семье внучки Бланка А. А. Первушиной (ее мать одна из старших дочерей Бланка, вышедшая замуж за педагога Залежского) всегда считали, что Бланк — немец или швед из Прибалтики. Это более согласуется с его женитьбой на несомненной немке, — если бы он был евреем, его женитьба (в первой четверти XIX века) в какой-то мере противоречила бы нравам и порядкам того времени”. Анна Бургина, работавшая в Станфордском университете (США) как специалист по русским политическим партиям, в первую очередь, социалистическим, опубликовала в газете ’’Новое русское слово” в 1961 года статью ”К вопросу о происхождении деда Ленина” . В заключении она писала: ’’Кто знает сколько русских Бланков жили в России и живут сейчас? Разве не мог А. Д. Бланк, дед Ленина, быть русского происхождения? Неужели он мог быть фельдшером из Одессы, крещеным евреем Александром Давидовичем Бланком, чье имя и фамилия были случайно найдены в архивах Синода?” Мне кажется, что соображения Бургиной правильны и соответствуют тому, что я слышал в юности от своих родных. Можно предположить, что мой прадед рожден был в семье врача Димитрия Бланка, (мы точно знаем, что Александр Димитриевич Бланк родился в 1802 году, где-то на Украине). В книге Марии Ульяновой тоже указано, что Александр Бланк родился на Украине. Мы знаем также, что около 1818 года в шестнадцатилетнем возрасте он поступил в Петербургскую Медицинскую Академию.Ничего не известно относительно того, как и когда он переехал в столицу. Мы не знаем, что было с его семьей во время войны с Наполеоном, — его отец, лекарь, был, вероятно, во время этой войны убит. В то время, а в особенности после войны с Наполеоном, в России врачей не хватало. Можно предположить, что это было причиной выбора Александром его медицинской карьеры. Кроме того, как сын военного лекаря Александр был, вероятно, принят в Академию без платы за право учения. Окончил он Академию в 1824 году. По окончании учения Александр получил, в качестве награды, набор хирургических инструментов и несколько книг по медицине. Но так как в то время недоставало врачей, Александр тотчас же начал работать в Смоленске, сильно разрушенном во время войны. Там он пробыл по меньшей мере год. Бланк женился на Анне Ивановне Грошопф, — вероятно, после того, как вернулся в Петербург и начал работать полицейским врачом, — между 1826 и 1833 годами. Грошопфы, по-видимому, происходили из Мекленбурга. Были состоятельны. Грошопф, дед Ленина, родился в 1766 году и умер в 1845 году. Он представлял в Петербурге немецкий торговый дом Шнайдера. После 1833 года Бланки переехали на Урал, где Александр работал лекарем при разных заводах, в том числе на известном оружейном заводе в Златоусте, Первый их сын, Димитрий, умер в раннем детстве. Мария родилась в 1837 году. В 1840-х годах Александр Бланк приобрел — от Кокушкиных — имение в Казанской губернии. В имении был большой дом с участком земли. К имению принадлежала деревня с крестьянами. В ней жила и прислуга, работавшая в доме. Имение находилось приблизительно в 45 верстах от Казани. К дому Бланк пристроил флигель для своих дочерей с семьями. Овдовев, Александр Бланк решил всецело посвятить себя воспитанию дочерей. Он попросил свою свояченицу Екатерину Эссен, к тому времени тоже овдовевшую, заняться воспитанием детей. Она была лютеранка, хорошо образованная, знала несколько языков, была хорошей пианисткой. Учила девочек языкам, музыке, заботилась об их здоровье (запрещала пить чай и кофе) и до некоторой степени заменяла им мать. Я уже упомянул, что он был сторонником водолечения: вскоре после женитьбы он был с женой за границей на курортах в Германии и в Австрии, ознакомился с гидротерапией и был одним из первых в России сторонников этого метода. Моя бабушка Екатерина, вышедшая замуж за учителя гимназии Залежского и родившая нескольких детей, заразилась туберкулезом, от которого тогда не умели лечить, и умерла еще не старой. Кокушкино было расположено на высоком берегу речки Ушна. Дом был с мезонином, двумя балконами, с деревянными колоннами. В угловой комнате — спальня владельца. Кроме того, у него был кабинет, который служил иногда также и приемной для больных. Бланк умер в Кокушкине в 1873 году. Все его дочери в это время уже были замужем. Первой замуж вышла Анна и переехала в Пензу к своему мужу Веретенникову. После смерти зятя Екатерина Эссен покинула Кокушкино и имением стала управлять Анна Веретенникова. По соглашению между сестрами, а может быть по воле самого Александра Бланка, этим имением пользовались, главным образом, любимица отца Мария Бланк-Ульянова, а также Анна Веретенникова, На лето в имение съезжались другие дети Бланка, а также его многочисленные внуки и внучки — дети Ульяновых, Веретенниковых и других сестер. В том числе и моя мать. Дети обожали Кокушкино, где можно было играть, плавать в речке, устраивать пикники и любоваться фейерверками. В имении их встречали слуги — пожилой Ефим и молодой Роман. Иногда они возили гостей в Казань и обратно: летом — в экипажах, зимой — на санях. Из соседней деревни Черемушкино (принадлежавшей Бланку до 1861 года, года отмены крепостного права) приезжали мастера для ремонта дома. В эмигрантской литературе подчеркивается тот факт, что дед Ленина был владельцем крепостных. Это, конечно, могло бросить тень на него в глазах советских пропагандистов и это, вероятно, и было главной причиной замалчивания всего, что могло быть известно об Александре Бланке. Также его происхождение — не русское, а немецкое — было крайне неудобно, особенно в связи с войнами между Россией и Германией и Германией и СССР. Но с тех пор уже прошло достаточно времени. И неужели нельзя открыть архивы и сообщить подробно о происхождении и жизни незаурядного врача и большого оригинала доктора Александра Бланка?

В «Симбирских губернских ведомостях» 25 января 1886 года был опубликован некролог «Илья Николаевич Ульянов», написанный инспектором Константином Михайловичем Аммосовым (инспектор народных училищ Ардатовского и Курмышского уездов, Симбирской губернии, работавший под руководством Ильи Николаевича Ульянова). В нем говорилось о страстной преданности директора народных училищ Симбирской губернии Ильи Николаевича Ульянова народному образованию с самого начала службы. Строительство народного образования требовало от инспектора активной деятельности. И работа Ильи Николаевича была поистине неутомимой и исключительно разнообразной. Он не только наводил порядок в уже существующих, хорошо оборудованных школах с опытным преподавательским составом, но и основывал новые школы, изыскивал средства для их существования, организовывал всю структуру их образовательной части. Обладая ярким умом, педагогическим опытом и тактом, Илья Николаевич должен был заложить основу для всех образовательных начинаний: определить цель и задачу образования, тщательно спланировать и установить учебную программу, выбрать учебники, направить каждого учителя по их использованию, продемонстрировать применение различных методов обучения и тем самым сформировать самих педагогов. Эти обязанности распространялись на всю Симбирскую губернию, что привело к памятным, неутомимым путешествиям Ильи Николаевича в течение недель и месяцев подряд. Будь то осмотр существующих школ на предмет потенциальных улучшений, открытие новых, надзор за педагогическими курсами, надзор за строительством зданий или обращение к местным деятелям за финансовой поддержкой, его усилия были, несомненно, плодотворными. Его успех также проистекал из его умения взаимодействовать с людьми совершенно разного происхождения, уровня образования и социального положения с помощью своей привлекательной и харизматичной личности. Он умело развивал соответствующие отношения с людьми из всех слоев общества, относился к каждому с редким вниманием и заботой, никогда не навязывал авторитет, а вместо этого умело использовал поощрение, поддержку и руководство, развивая позитивные отношения с людьми как высокого, так и низкого положения. Его шестнадцать лет преданности делу увенчались блестящими достижениями: в губернии были основаны и процветали 434 начальных народных училища с 20 000 учеников." Некролог подписал попечитель Казанского учебного округа П. Н. Масленников. Современники Ульяновых считали «чудом» появление в симбирских «палестинах» такого человека, как Илья Николаевич. Писатель В. Н. Назарьев заявил об этом в апрельской книжке «Вестника Европы» за 1898 год. Восхищаясь беззаветным характером просветительской деятельности И. Н. Ульянова,его пепоколебимой верой в «лучшее будущее», Назарьев писал также, что это был один из «народных тружеников, никогда не идущих далее скромного места и ничтожного, едва хватающего на пропитание, жалованья». Некий Анненков, припоминая с другим знакомым, тоже хорошо знавшим И. Н. Ульянова и его «огромные заслуги перед обществом», поражался тем, «как глубоко, беззаветно всего себя может отдать человек на служение идее; мы и мечтать не могли, — искренне признался мемуарист на страницах газеты в 90-х годах, — приблизиться к тому идеалу человекаи гражданина, какой воплощал в себе И. Н. Ульянов и его ближайшие питомцы».

Мария Ильинична Ульянова вспоминает: "Это был вообще крайне добрый и самоотверженный человек, которая ставила нужды других выше своих собственных. Ее бескорыстная натура, щедрость и забота об окружающих выделяли ее как человека исключительного характера. Несмотря на ее скромность и простоту, ее поступки красноречиво говорили о ее сострадательной душе. Эта женщина была маяком доброты и щедрости, всегда ставя нужды своих детей выше своих собственных. Она постоянно беспокоилась о них, не жалея усилий, чтобы обеспечить им комфорт и радость. Она была невероятно бережлива, тратила на себя очень мало и умудрялась иметь только одно приличное платье в течение нескольких лет, которое она бережно хранила и в конечном итоге передала своим дочерям. Даже когда ее уговаривали побаловать себя чем-то новым, она отказывалась, ссылаясь на свой возраст как на причину воздержаться. Ее забота распространялась не только на детей; ее сердце было полно любви и сострадания ко всем нуждающимся. Любой, кто обращался к ней за помощью, какой бы незначительной она ни была, никогда не уходил с пустыми руками. Она обладала даром распознавать истинную натуру людей, часто предупреждая своих близких о тех, кого она считала неприятными. Те, кто заслуживал ее расположения, встречались с теплотой и лаской, поскольку она знала, как заставить всех почувствовать себя любимыми и окруженными заботой. Ее заботливая натура проявлялась даже в самых незначительных жестах. Как-то, собираясь куда-то, она паковала небольшую сумку со швейными принадлежностями, такими как катушки ниток, пуговицы, иголки и многое другое. Когда ее спрашивали о необходимости нести так много, она просто отвечала: «Кому-то это может понадобиться, и я хотела бы иметь возможность помочь». Ее готовность помогать другим, даже в пустяковых вопросах: никто не слышал от нее отказа, недовольства, что ее беспокоят по пустякам. Она тотчас же поднималась с места и отправлялась на поиски просимого предмета, а часто и сама вызывалась дать его. Эта женщина была общительной и теплой личностью, быстро налаживала связи с окружающими. Все, кто встречался ей на пути, любили ее за скромность, отсутствие высокомерия и готовность протянуть руку помощи. Она легко общалась с людьми из всех слоев общества, особенно с рабочими и фермерами во время ее пребывания в сельской местности. Они искренне любили ее за доброту и ласку, за всякое отсутствие барства и высокомерия, за готовность прийти им на помощь. Жизнь этой женщины является свидетельством силы доброты, щедрости и бескорыстия. Ее непоколебимая преданность благополучию других, ее неизменная щедрость и ее искренняя забота о нуждающихся выделяли ее как поистине исключительную личность. Ее наследие доброты и сострадания продолжает вдохновлять всех тех, кто имел честь знать ее."

Соломон (Исецкий) Георгий Александрович. ЛЕНИН И ЕГО СЕМЬЯ (УЛЬЯНОВЫ) Вспоминает: "В конце декабря 1898 года я проездом остановился на несколько часов в Москве. Меня приняла Анна Ильинична, сестра Ленина, по мужу Елизарова. Это была молодая дама лет тридцати пяти, с очень некрасивым лицом, каким-то тусклым и как бы серым, с глазами монгольского разреза, так же, как и у Ленина. Но вместе с тем лицо ее было полно выражения глубокой одухотворенности и сильного, прямо недюжинного ума. Хорошо воспитанная, со сдержанными манерами настоящей светской женщины, Анна Ильинична при близком знакомстве производила почти чарующее впечатление и была, когда хотела, приятной и интересной собеседницей, чему много способствовало ее естественное остроумие. Но очень часто от нее веяло каким-то жизненным холодом и семейственным эгоизмом, который многих отталкивал от нее... В дополнение к тому, что я уже сказал об Анне Ильиничне, не могу не привести любопытного мнения о ней самого Ленина. Это мнение было высказано им тоже в Брюсселе. — Ну, это башкистая баба, — сказал он мне, — знаете, как в деревне говорят — «мужик-баба» или «король-баба»... Но она сделала непростительную глупость, выйдя замуж за этого «недотепу» Марка, который, конечно, у нее под башмаком... И действительно, Анна Ильинична — это не могло укрыться от посторонних — относилась к нему не просто свысока, а с каким-то нескрываемым презрением, как к какому-то недостойному придатку к их семье. Она точно стыдилась того, что он член их семьи и ее муж. И, обращаясь к нему, такому грузному и сильному мужчине, она, такая маленькая и изящная по всей своей фигуре, всегда как-то презрительно скашивала свои японские глаза и поджимала губы. И нередко она с досадой, почти с ненавистью останавливала свой какой-то русалочный взгляд на грузной и добродушной фигуре своего мужа. По-видимому,и он чувствовал себя дома «не у себя». Конечно, несмотря на нашу дружбу с ним, я никогда не касался этого вопроса, но мне больно было видеть, как этот добродушный великан не просто стеснялся, а боялся своей жены.

И вот мне вспоминается, как раз его, такого сдержанного и многотерпеливого, что называется, прорвало. В тот раз Анна Ильинична была особенно раздражительна в обращении с ним, обрывая его на каждом его слове...

— Ах, Марк, — резко оборвала она его, когда он начал что-то рассказывать, — я не понимаю, к чему ты говоришь об этом, ведь, право же, это никому не интересно... Ты забываешь хорошую поговорку, что слова серебро, а молчание золото... Ведь и Георгию Александровичу скучно слушать...

Марк Тимофеевич остановился на полуслове. Понятно, и я был неприятно озадачен... — Что же это, моя женушка, — добродушно и, стараясь владеть собой, спокойно ответил он, — ты что-то уж очень меня режешь... — Я просто напомнила хорошую русскую поговорку ,— заносчиво парировала Анна Ильинична. Ну, ладно, — поднимаясь с места, также спокойно заметил Марк Тимофеевич, — я уж лучше пойду к себе... — И хорошо сделаешь, — колко ответила Анна Ильинична.

А между тем чем больше я узнавал Марка Тимофеевича, тем больше я находил, что это человек вполне почтенный, человек большого аналитического и творческого ума, с большими знаниями, очень искренний и прямой, чуждый фразы, не любивший никаких поз.

Напомню, что после большевистского переворота он, по настоянию Анны Ильиничны и Ленина , стал народным комиссаром путей сообщения и не скрывал от меня, что не разделяет ленинизма, и очень здраво, критически относился к самому Ленину. Он, между прочим,первый забросил в меня идею о ненормальности Ленина."

Ульянов Александр Ильич(31.03(12.04)1866-08(20.05-05.1887) - старший брат В.И.Ульянова(Ленина) участник революционного движения в России. Воспоминания участников подготовки покушения на царя Александра III (1.03.1887 г.). C.A. НИКОНОВ (осень1885 г.): “С первой же встречи Александр Ильич произвел на меня впечатление человека не слова, а дела; говорил он мало, но все, что он говорил, было как-то особенно веское и положительно.” О.М.ГОВОРУХИН (конец 1885 г.): “В это время, на третьем курсе, он не участвовал еще ни в революционных организациях, ни в кружках самообразования. К кружкам он относился тогда отрицательно. «Болтают много, а учатся мало». «В революционные организации не вступаю потому, что не решил еще многих вопросов, касающихся лично меня, а, что еще важнее, вопросов социальных. Да и вряд ли скоро вступлю».—Почему?—«Потому—больно уж сложны социальные явления. Ведь, если естественные науки, можно сказать, только теперь вступают в ту Фазу своего развития, когда явления рассматриваются не только с качественной, но и с количественной стороны, — только теперь становятся, стало быть, настоящими науками, то что же представляют собой социальные науки? Ясно, что не скоро можно решить социальные вопросы. Я предполагаю, конечно, научное решение, — иное не имеет никакого смысла, — а решить их необходимо общественному деятелю. Смешно, более того, безнравственно профану медицины лечить болезни; еще более и смешно и безнравственно лечить социальные болезни, не понимая причины их.” C.A. НИКОНОВ(осень1886 г): “В начале или половине с декабря 1886 г. уже составилась группа террористов, решивших попытаться устроить покушение на царя, в которую входили Лукашевич и Шевырев, как инициаторы, Александр Ильич, я, Говорухин; вокруг нас были товарищи, не посвященные в дело, но игравшие подсобную роль и, наверное, догадывавшиеся, какое предприятие готовится; это были Сосновский, Буковский и некоторые другие; мне помнится, что в числе их был и Новорусский.” О.М.ГОВОРУХИН: “В отношениях к товарищам он был редкий человек : он не имел врагов. Личная ссора с ним была невозможна. Он равно уважал и собственное достоинство и достоинство других. Это была натура нравственно деликатная: он никогда не подсмеивался, не поддразнивал, избегал всяких резкостей, даже был к ним неспособен. Он как-то болезненно возмущался, когда слышал какие-нибудь резкости. Никогда я не видел его беззаботно веселым; вечно он был задумчив, грустен.” Из ПРИГОВОРА СУДА (1887 года апреля 15/19 дня.)ИЗ СТЕНОГРАФИЧЕСКОГО ОТЧЕТА ЗАСЕДАНИЙ ОСОБОГО
 ПРИСУТСТВИЯ СЕНАТА: "Подсудимый Ульянов признал себя виновным в том, что, принадлежа к «террористической фракции партии Народной Воли», участвовал как в составлении и рассылке прокламации 20 ноября 1886 г., так и в составлении новой, вполне террористической программы этой партии и в печатании оной 28 февраля и 1 марта 1887 г., а также в том, что принимал участие в посягательстве на жизнь священной особы государя императора. По данным, добытым судебным слодствием, Ульянов принимал самое деятельное участке как в злоумышлении тем, что высказываемые Ульяновым мнения ускорили решимость некоторых лиц принять участие в оном, так и в помощи Шевыреву (казнен 8.05.1887) и Канчеру(каторга 10 лет) по получению из Вильны нужных для исполнения злоумышления предметов, а засим в заготовлении в Петербурге и в третьем Парголове, на даче Кекина, взрывчатых веществ, наполнении ими и отравленными стрихнином пулями разрывных снарядов и снабжении таковыми Осипанова (казнен 8.05.1887), Андреюшкина (казнен 8.05.1887) и Генералова (казнен 8.05.1887), при чем Ульянов (казнен 8.05.1887), участвуя в соглашении их 25 февраля 1887 г. с сигнальщиками, об’яснял Осипанову устройство его снаряда и способ действия для исполнения злоумышления." АЛЕКСАНДР УЛЬЯНОВ: “Если в одном из прежних показаний я выразился, что я не был инициатором я организатором этого дела, то только потому, что в этом деле не было одного определенного инициатора и руководителя; но мне, одному из первых, принадлежит мысль образовать террористическую группу, и я принимал: самое деятельное участие в ее организации, в смысле доставания денег, подыскания людей, квартир и пр. Что же касается до моего нравственного и интеллектуального участия в этом деле, то оно было полное, т.е. все то, которое дозволяли мне мои способности и сила моих знаний и убеждений."

Валентинов Н. вспоминает: "В "нормальном" состоянии Ленин тяготел к размеренной, упорядоченной жизни без всяких эксцессов. Он хотел, чтобы она была регулярной, с точно установленными часами пищи, сна, работы, отдыха. Он не курил, не выносил алкоголя, заботился о своем здоровьи, для этого ежедневно занимался гимнастикой. Он – воплощение порядка и аккуратности. Каждое утро, пред тем как начать читать газеты, писать, работать, Ленин, с тряпкой в руках, наводил порядок на своем письменном столе, среди своих книг. Плохо держащуюся пуговицу пиджака или брюк укреплял собственноручно, не обращаясь к Крупской. Пятно на костюме старался вывести немедленно бензином. Свой велосипед держал в такой чистоте, словно это был хирургический инструмент. В этом "нормальном" состоянии, Ленин представляется наблюдателю трезвейшим, уравновешенным, "благонравным" без каких-либо страстей человеком, которому претит беспорядочная жизнь, особенно жизнь богемы. В такие моменты ему нравится покойная жизнь, напоминающая Симбирск. "Я уже привык, – писал он родным в 1913 г., – к обиходу краковской жизни, узкой, тихой, сонной. Как ни глух здешний город, а я всё же больше доволен здесь, чем в Париже". Это равновесие, это "нормальное" состояние бывало только полосами, иногда очень кратковременными. Он всегда уходил из него, бросаясь в целиком его захватывающие "увлечения". Они окрашены совершенно особым аффектом. В них всегда элемент неистовства, потери меры, азарта. Крупская крайне метко назвала их ражем (как она говорила "ражью"). В течение его ссылки в Сибири можно хорошо проследить чередование разных видов ленинского ража. В 1916 г. он писал Инессе Арманд: "Вот она судьба моя! Одна боевая кампания за другой. И это с 1893 года. И ненависть пошляков из-за этого. Ну, я всё же не променял бы сей судьбы на мир с пошляками". Боевая кампания! Лучше и не скажешь. Боевая кампания против народников, кампания за организацию партии, установление в ней централизма, железной дисциплины, кампания за бойкот Государственной Думы, за вооруженное восстание, кампания против "ликвидаторов"- меньшевиков, кампания за идеологическое истребление всех, не разделяющих воззрения диалектического материализма, кампания за поражение России в войну 1914-17 г.г., кампания за свержение Временного правительства, за захват власти, чтобы "или погибнуть, или на всех парах устремиться вперед". Жизнь Ленина, действительно, прошла в виде кампаний, войны, для которой мобилизовались все его интеллектуальные и физические силы. В своих атаках, Ленин сам в том признавался, он делался "бешеным". Охватившая его в данный момент мысль, идея, властно, остро заполняла весь его мозг, делала его одержимым. Остальные секторы психической жизни, другие интересы и желания – в это время как бы свертывались и исчезали. В полосу одержимости перед глазами Ленина – только одна идея, ничего иного, одна в темноте ярко светящаяся точка, а перед нею запертая дверь и в нее он ожесточенно, исступленно, колотит, чтобы открыть или сломать. В его боевых кампаниях – врагом мог быть вождь народников – Михайловский, меньшевик Аксельрод, партийный товарищ – Богданов, давно умерший, никакого отношения к политике не имеющий цюрихский философ Р. Авенариус. Он бешено их всех ненавидит, хочет им "дать в морду", налепить "бубновый туз", оскорбить, затоптать, оплевать. С таким ражем он сделал и октябрьскую революцию, а чтобы склонить к захвату власти колеблющуюся партию, не стеснялся называть ее руководящие верхи трусами, изменниками и идиотами. Грандиозные затраты энергии, требуемые каждой затеваемой Лениным кампанией, вызывая самопогоняние и беспощадное погоняние, подхлестывание других, его изнуряли, опустошали. За известным пределом исступленного напряжения – его волевой мотор отказывался работать. Топлива в организме для него уже не хватало. После взлета или целого ряда взлетов ража – начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-желтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глаза потухали. Я видел его в таком состоянии. Он был неузнаваем. Спасаясь от тяжкой депрессии, Ленин убегал отдыхать в какое-нибудь тихое безлюдное место, чтобы выбросить из мозга, хотя бы на время, вошедшую в него как заноза мысль; ни о чем не думать, главное, – никого не видеть, ни с кем не разговаривать. После лондонского съезда партии он возвратился в Куоккала, в Финляндию, полутрупом, Крупская немедленно увезла его подальше от людей, в глубь Финляндии, в тишайшее местечко Стирсудден на дачу Книповича. Он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами. Крайне характерно то, что, начав оживать, Ленин писал матери из Стирсуддена: "Здесь отдых чудесный... безлюдье, безделие. Безлюдье и безделие для меня лучше всего". Это Ленин без боевых доспехов. В состоянии – полной потери сил – он был и в Париже в 1909 г. после очередной партийной склоки и изнурительной кампании против Богданова, эмпириокритиков, "отзовистов", "впередовцев" и т. д. Он убежал в деревушку Bonbon в департаменте Сэн и Марн, никого не желая видеть, слышать и только после трех недель "жизни на травке" превозмог охватившую его депрессию. Опустошенным возвратился он и с циммервальдовской конференции в 1915 г., где неистово сражался за превращение империалистической войны в войну гражданскую. Он искал отдыха в укромном местечке Соренберг, недалеко от Берна, у подножья горы Ротхорн. По приезде забирается на гору и здесь "вдруг ложится на землю", вернее, точно подкошенный, падает "очень неудобно чуть не на снег, засыпает и спит как убитый". Крупская, уже достаточно привыкшая к чередованию у Ленина высочайших взлетов и тяжкого духовного и физического изнеможения, меланхолично писала: "Циммервальдовская конференция видно здорово ему нервы потрепала, отняла порядочно сил". В июле 1921 г. Ленин писал Горькому: "Я устал так, что уже ничегошеньки не могу". Стоило бы показать – как с октября 1917 г. то взлетал, то исчезал Ленинский "раж", чтобы, в конце концов, превратить этого бурного человека в паралитика, потерявшего способность речи, с омертвелой рукой и ногой. Но это уже далеко выходит из рамок моих записок. Таков был Ленин. Состояние его психики никак не может быть "графически" представлено более или менее плавной линией. Линия, перпендикулярно вздымающаяся вверх, линия, перпендикулярно свергающаяся до самого крайнего предела вниз – вот его психический график. Думается, что люди с таким устройством, с такими прыжками мозговой системы, – должны, как Ленин, умирать от кровоизлияния в мозг..."

Родилась 4 (16) ноября 1871 года пятым ребёнком в семье Ильи Николаевича и Марии Александровны Ульяновых. Крестили в Тихвинской церкви (Симбирск) 9 (21) ноября 1871 года, восприемниками стали: инспектор Симбирской гимназии, коллежский советник, Владимир Александрович Ауновский и жена старшего ревизора контрольной палаты, коллежского советника Курбатова, Анна Александровна. Успехи Владимира и Ольги Ульяновых в последних клас­сах были настолько выдающимися, что при обычных условиях являлись надежной основой для получения высших гимнази­ческих наград Нелегко досталась золотая медаль Ольге. По тем же ма­териальным причинам, что и старшая сестра, она училась дома, затем в женском народном училище и в 1883 году по­ ступила сразу в четвертый класс гимназии. Отличная учеба давала право па стипендию, и она добилась ее Мир ее увлечений был очень широк: математика, физика, химия, астрономия, история, художественная классика, рисо­вание, языки и музыка. Из-за политической неблагонадежности» старшей сестры и брата Ольга Ильинична не смогла получить места учитель­ницы народной школы. Готовилась к поступлению в Гельсинг­форсский университет на медицинский факультет, но остави­ла эту мечту, когда узнала, что кроме шведского, который она уже выучила, нужно знать и финский. В 1890 г. Ольга Ильинична поступает на физико­ математический факультет Бестужевских курсов и становит­ся одной из лучших студенток. Там она училась на физико-математическом отделении. Рисовала, знала английский, немецкий, французский, шведский языки, изучала также латынь и итальянский. Ольга Ильинична Ульянова была на ред­кость одаренным человеком. Воспитанная в духе высоких гуманистических принципов, она с ранней юности мечтала о том, чтобы приносить «существенную пользу» народу, посвятить себя науке. Думая о своем жизненном призвании, она писала: «В душу человека вложено стрем­ление к истине и к идеалу. Из этого я заклю­чаю, что человек должен всегда верить в людей, в возможность лучшего на земле, несмотря на личные разочарования, пото­му что так уж он создан. А если не верить в людей, не любить их, тогда для чего же жить». Смерть от брюшного тифа оборвала 8 мая 1891 года ее жизнь.

Дмитрий родился в августе 1874 года, в Симбирске. В 9-летнем возрасте мальчик был отправлен на учебу в мужскую гимназию в Самару, после окончания которой поступил в МГУ на медицинский факультет. Но мечта Дмитрия стать врачом, оборвалась в тот момент, когда старший брат Александр взошёл на эшафот за попытку убить царя. В 1987 году Ульянов-младший был исключен из университета и отправлен в тюрьму, а после сослан в Тулу и этапирован в Подольскую область. В 1900 году Дмитрий Ульянов стал корреспондентом «Искры» и параллельно заканчивал медицинский вуз в провинции. А когда получил долгожданный диплом медика, стал чередовать революционную деятельность с врачеванием. Революционную деятельность начал в 1894 году в студенческих марксистских кружках в Москве; в 1900 году вошел в организацию «Искры». На II съезде РСДРП - делегат от Тульского комитета, искровец большинства. После съезда - агент ЦК. За революционную деятельность неоднократно подвергался арестам и сидел в тюрьмах. В 1905-1907 годах - член Симбирского комитета большевиков, затем работал врачом в Серпухове и Феодосии, поддерживал постоянную связь с центральными организациями большевиков. В Первую мировую войну был мобилизован в армию, служил военным врачом в Севастополе, Одессе, в сануправлении Румынского фронта, вёл революционную работу. После Октябрьской революции вёл активную борьбу за советскую власть в Крыму. С декабря 1917 года — член Таврического комитета РСДРП(б). Во время борьбы за установление советской власти в январе 1918 года участвовал в боях под Бахчисараем и Симферополем. В том же году вошёл в состав губкома партии и редколлегии его газеты «Таврическая правда». Когда в Крым вторглись кайзеровские войска, переехал в Евпаторию, здесь был зампредседателя подпольного уездного ревкома. В апреле 1919 вернулся в Симферополь, был избран членом обкома партии, назначен наркомом здравоохранения и социального обеспечения. 5 мая избран председателем Совнаркома Крымской Советской Социалистической Республики. В 1920-1921 г. — член Крымского ревкома, обкома РКП(б), заместитель председателя Крымского СНК. Участвовал в организации массовых расстрелов сдавшихся в плен с обещанием сохранить им жизнь офицеров и солдат разбитой Русской армии генерала П.Н.Врангеля. С 1921 г. один из руководителей Народного комиссариата здравоохранения. В 1925-1930 г. Научный сотрудник в Коммунистическом университете им.Я.М.Свердлова. С 1933 г. — в научном секторе поликлиники Санитарного управления Кремля; одновременно вел работу в качестве научного сотрудника в Цент ральном музее В.И.Ленина. В 1941-1942 г. жил в Ульяновске, затем вернулся в Москву.

1931 год... 7 ноября Мария Ильинична и Надежда Константиновна, празднично настроенные, вышли из здания правительства и направились к Спасским воротам, скоро начинался парад. Об этом Мария Ильинична впоследствии рассказывала так: «Утром мы с Надеждой шли на Красную площадь и встретили в Кремле Сталина. До открытия торжественного парада еще оставалось минут двадцать. Сталин усадил нас на скамеечку и стал расспрашивать о здоровье, о работе. Я ему сказала, что Ярославский предложил мне заведовать библиографическим отделом в одном историческом журнале и что меня это не устраивает. «А куда бы вы хотели?» — спросил Сталин. «Я бы предпочла пойти на какую-нибудь массовую работу», — сказала я. На другой день мне позвонил Ярославский, не возьмусь ли я заведовать Бюро жалоб РКИ. Я сразу согласилась...» Итак, Мария Ильинична — заведующая Бюро жалоб... С ноября 1932 года и до конца жизни она возглавляла Бюро жалоб...Вот где ее способности развернулись в полной мере. В Бюро жалоб шли домохозяйки, студенты, рабочие, красноармейцы, учителя.Теперь обычный трудовой день Марии Ильиничны начинался с просмотра списка посетителей. Она размечала свое дообеденное время по минутам: нужно было принять как можно больше желающих встретиться именно с ней. Поздними вечерами Мария Ильинична разбирала свежую корреспонденцию. Все письма, адресованные ей, она просматривала сама, если находила возможность, тотчас отвечала, принимала действенные меры. Когда стало известно в Москве, а затем и в провинции, что Бюро жалоб заведует сестра Ленина — Мария Ульянова, поток писем пошел прямо на ее имя; на адресах значилось кратко: «Бюро жалоб — сестре Ленина», или: «Марии Ильиной», или: «Москва — М.Ульяновой»! Мария Ульянова была очень популярна в народе, была популярна даже там, где далеко не все знали ее как сестру Владимира Ильича, но все хорошо знали, что в Бюро жалоб есть человек — Мария Ильина, которая все решит по справедливости. «Как-то на прием в Бюро жалоб пришел высокий худой старик узбек. Плохо владея русским языком, сказал «Марию Ильину». Переспрашиваю: «Вы, наверное, к Марии Ильиничне?» — «Не знаем». — «Ну к Марии Ильиничне, сестре Ленина?» — «Не знаем, — все так же тихо, устало, сдержанно проговорил старик, — нам сказали, в Москве есть справедливый человек Мария Ильина...» — вспоминает О.Тоом.

Robert Payne The Life and Death of Lenin Great Britain, W. H. Allen & Co, 1964. "В возрасте четырнадцати лет Надежда уже зарабатывала на жизнь себе и матери, давая уроки детям из соседних домов. Весь день она трудилась. С утра помогала матери об- служивать квартирантов, снимавших у них комнаты; ходила по урокам; писала адреса на конвертах для деловых писем, подрабатывая в разных конторах; вечерами она посещала ве- черние занятия в гимназии. В течение двух лет она посещала занятия в марксистском кружке… После известного первого выступления в Москве на политическом диспуте перед широкой аудиторией, Владимир вернулся в Санкт-Петербург, увенчанный лаврами победителя. Владимир сделался в некотором роде знаменитостью; с ним искали знакомства, приглашали на собрания революционеров-марксистов. Как-то на Масленицу он попал в дом, где собрались наиболее известные петербургские марксисты. Их пригласили для того, чтобы они познакомились с ним. И на этот раз он выступал резко, не щадил своих оппонентов . Речь шла о некоторых задачах, стоявших перед русскими марксистами. В числе присутствовавших на собрании была миловидная молодая девушка невысокого роста. Ее звали Надежда Крупская. У нее было белое, как будто изваянное из белоснежно-го мрамора личико с тонкими чертами лица, высокий лоб ,полные губы и мягкая, округлая линия подбородка. В некотором роде чеховская героиня. Глаза ее смотрели по-детски прямо, смело, серьезно; весь ее облик говорил о том , что она человек мягкий, даже кроткий. Она носила черное и гладко зачесывала волосы назад, но, как ни старалась подражать современницам, посвятившим себя революции и на этом поприще утратившим свою женственность, ей это не удавалось - в ней еще было слишком много женского обаяния. Потом, с годами, она растолстеет, станет некрасивой. В юности она была прехорошенькая. На собрании, где она впервые встретила Владимира, он произвел на нее двоякое впечатление. Услышав, с каким презрением он отозвался о деятельности комитета, она задумалась: а нет ли каких-то иных, более действенных форм борьбы с существующим положением вещей? Шли месяцы, он все чаще появлялся в ее поле зрения. Однажды, когда они прогуливались вдоль набережной Невы, он рассказал ей о брате Александре и о последнем лете, которое он провел вместе с братом. Владимир стал чаще с ней видеться . Ему импонировало, что она много знает о рабочем классе , сочувствует угнетенным. А она прислушивалась к его метким суждениям; ей нравились его одержимость и целеустремленность. Она по матерински опекала его, заботилась о нем, никогда не смея оспаривать его политических взглядов; служила ему преданно и верно, помогала во всем, отвечала за него на письма, зашифровывала и расшифровывала секретные послания. С самого начала их отношений он не был безумно в нее влюблен. Для него она была верным товарищем по партии, послушная, преданная подруга; она прекрасно владела собой в минуты опасности, тревоги и была большой мастерицей по части тайнописи невидимыми чернилами. Среди женщин, которые ему нравились на протяжении жизни, а их было немало, не было ни одной, которая относилась бы к нему с такой беззаветной любовью и так подчинялась бы малейшим его желаниям, как Надежда. До самого конца между ними существовала глубокая, нежная привязанность друг к другу."